Про русских эмигрантов живущих в Германии
#1
НЕМНОГО ГЕРМАНИИ И РУССКИХ ЭМИГРАНТОВ. ПАФОСНЫЕ ЗАМЕТКИ
Монотонный женский голос объявляет посадку на рейс до Берлина. Раннее февральское утро. Я и жена провожаем тестя с тещей, уезжающих из Питера на ПМЖ в Германию. Год моих разъяснений и предсказаний того, что их там ожидает, пошел прахом. Тесть так и остался при своем мнении, что за бугром воздух свежее, а жизнь напоминает благолепие в леденцовых домиках, красующихся среди цветов на берегах кисельных рек. Не в пример существованию в нашей душной, немытой России. И вот он едет вдоволь нахлебаться этого киселя.
Уезжают просто. С двумя чемоданами. Зачем что-то с собой брать, когда впереди Германия? Только самое дорогое и необходимое на первых порах. Тесть стоит сгорбленный и растерянный, словно потерявшийся ребенок в огромном городе. Ему не жалко покидать привычное, он не особо расстраивается по поводу дочери (она взрослый человек, замужем и устроена в этом мире). Ему жалко себя. Несмотря на то, что вскоре он увидит настоящую жизнь, все-таки страшно. Как оно будет? А вдруг эти глупцы, пытавшиеся его остановить, окажутся правы? Да нет. Не может быть. Сколько людей уехало и ничего. Теща в более пессимистическом расположении духа. Она как раз охотно верила всем рассказам и не выказывала ни малейшего желания покидать родные места. Но сейчас она следует подобно жене декабриста, питая крохотную надежду, что это не навсегда. Завтра, нет, через неделю или месяц муж все поймет, одумается и вернется назад.
Короткое прощание и два неожиданно скрючившихся пенсионера, взявшись под руки, с чемоданами скрываются за линией паспортного контроля. Последний взмах рукой... Перегородка таможенных владений скрывает их...
Я много поколесил по забугорью и кое-что повидал. Кое-что в достаточном объеме для того, чтобы составить мнение о той жизни и решить для себя окончательно: там меня не ждут. Тем не менее, пытаясь вступать в спор с защитниками сладкой жизни на чужих землях, постоянно слышал: «Как можно о чем-то судить из окна туристического автобуса или отеля? Для того чтобы во всем разобраться, нужно не читать надписи на конфетных обертках, а влезть внутрь леденца. Там все другое. Другое и настоящее. Спокойное и сладкое».
Прошел год после проводов в аэропорту. Теперь я с женой еду в гости к уже обустроившимся новоиспеченным немцам. Позади у них странные карантины и общежития, похожие не то на концлагерь, не то на низкопробное гетто. Теперь их достоинства никто не умаляет. Они живут в двухкомнатной квартире в небольшом немецком городке, и полной грудью вкушают прелести арийского счастья. Конечно же, мы едем повидаться. Но заодно и вкусить кусок этого замечательного пирога. Тесть до сих пор не оставляет мысли, что увидев такие райские кущи, мы затопаем ногами и в капризных слезах закричим: «Хотим! Хотим!».
Итак, у меня есть возможность познать ранее неизведанное. Их жизнь изнутри, пожив ей какое-то время. То, что раньше было недоступно для моего разума. То, что не нашел, бродя по проложенным туристским тропам с опаской сделать шаг влево или вправо. То, что заставит меня изменить свои взгляды и показать кукиш «веселой» Родине.
До этого в Германии я был один раз. В Берлине. И навсегда зарекся от повторных посещений этой страны. Этот уклад, эти чванливые бюргеры, кроме раздражения и отвращения ничего не вызвали. Честно скажу, сейчас не буду предвзято смотреть на все. Может, я действительно ошибся. Судить о целой стране лишь по беглому осмотру города и кратковременному общению с горожанами на улицах и в садике подле Рейхстага за бокалом пива... Наверное, это действительно глупо и не объективно. Обещаю себе, смотреть взвешенно, не пытаясь найти исключительно отрицательные стороны. Попробую провести беспристрастное сравнение, насколько это получится...
Я - патриот. Со своей колокольни понятия данного слова. Патриот порой до безобразия. Не выношу предателей Родины, как бы эта фраза красиво и в то же время пошло сейчас не звучала. Нет, я не за березки под окном и грустные тихие напевы девушек в кокошниках. Это просто национальная неотъемлемая часть, не более того. И если кто-то не орошает все вокруг слезами от песни «Черный ворон» и не сглатывает комок при виде российского флага - в этом нет ничего не то что кошмарного, а даже патологичного. Быть патриотом - это не пение частушек, любование лубками и соплепускание по поводу непомерной любви к русскому народу, которая все никак не может выплеснуться. На мой взгляд, быть патриотом - это жить со своим народом, чувствовать свою землю, радоваться тому, что дышишь именно этим воздухом, пусть зачастую не чистым и свежим. Это разделять все радости и беды со своими родными, знакомыми и друзьями. Это делать для других пусть самую малость, но осознавать, что для своих, для себя, что ты лишь песчинка на своей Родине, но из таких песчинок и получается твоя страна. Пафосно? Очень. Но я так считаю. А березки? Их и в Германии посадить можно, тем более что они там хорошо приживаются. Видел я там несколько рощиц, куда любой русский эмигрант может приехать, напускаться слюней вдоволь и успокоиться.
Я вовсе не против того, чтобы каждый человек жил там, где он хочет. Обустроить себя, свою семью - первоначальная забота каждого. Великие дела - это уже напоследок. Никто не виноват в том, что он родился, к примеру, в Америке или в России, а хочет жить и работать во Франции. Если там лучше - почему бы нет? Нельзя насильно навязывать любовь к родным местам, извращая патриотизм до каторги. Против таких людей я ничего не имею, да и вряд ли когда-нибудь буду иметь. Я не терплю наших эмигрантов. Именно сопливых российских эмигрантов (в дальнейшем эмигрантов).
Это особый разряд. Это русские, которые не могут тихо, без афиширования уехать в другую страну подзаработать, чтобы возможно даже там осесть и приезжать в Россию по желанию и на любой срок, а то и вернуться насовсем так же тихо, как уехали. Они отбывают, превращая все в фарс с траурной музыкой. Отбывают любыми путями: пытаясь выскочить замуж за любого иностранца, кто подберет, или с пеной у рта доказывая, что за двадцать лет до своего рождения сильно пострадали в концлагере, или вообще отстать от поезда, чтобы потом, вымолив у тех властей разрешение остаться, как-нибудь карабкаться. Эмигранты говорят слово «Заграница» с особым придыханием на первое «а», слегка закатывая глаза и даже несколько теряя при этом сознание от волнения и внутреннего мандража. Они бегут подобно крысам с корабля, когда тот еще не тонет, а лишь накреняется на один бок. И едва судно опять обретает устойчивость - не прочь вернуться в сухой трюм. Вот только крысы не умеют плавать и догнать корабль большинству не по силам.
Эмигранты утверждают, что имеют право жить, где им хочется. У обычных людей желания различны: кто-то мечтает об Испании, кто-то о Франции, кто-то об Австралии, Японии или Америке. Эмигранты же почему-то в массе своей сейчас любят Германию или Израиль.
Едва они выезжают из опостылевшей России, как тут же начинают ее хаять, восхищаясь достижениями европейской цивилизации. Пытаясь отыскать любую соломинку в бывшей жизни, эмигранты заталкивают бревна новой, ставшей теперь родной, страны подальше от глаз своих. Они с волнением интересуются, как там, в России, жизнь, жалея «свой» народ и радуясь каждой беде на бывшей Родине, тем самым, укрепляя веру в правильности своего выбора. Они напиваются и пускают слюнявые сопли под кабацкие песни на русском, восклицая «Как я хочу вернуться!», но, протрезвев, делают вид, что вчера перепили до беспамятства.
Я никогда не буду говорить или плохо думать о человеке, который уехал в другую страну и спокойно там живет. Эмигранты же успокоиться не могут. Они поливают грязью Россию, чтобы утопить в ней «но» своей души. Другие наоборот воспевают себя, как исконно русского человека, готового за Россию жизнь положить, но вынужденного страдать вдали от милой Родины. Только почему-то дальше таких пробивающих слезу слов дело не идет. Эмигрант не хочет понять, что теперь у него другая страна, другой устав, и что следует поносить или возносить приютившее государство. И получается мужик, сбежавший от жены, и теперь компостирующий мозги другой рассказами о чудесной, неповторимой и замечательной прежней супруге. Но в жизни так не получается. Не получается и у эмигрантов. Потому и остаются они в новой стране всегда людьми второго сорта, чему сильно обижаются. И на елку влезть, и... Не желая приобщаться к новым законам, менять устоявшиеся десятилетиями привычки и обычаи, они требуют от чужого монастыря полного подчинения и любви к себе. Не выходит...
Из разговора в вагоне-ресторане поезда «Москва-Берлин»...
-Я уехал уже одиннадцать лет назад,-говорит здоровый волжский мужик, после опустошения бутылки коньяка на двоих.-Сейчас, вот, еду от тетки из Белоруссии. Съездил повидаться на Новый год...
Странно, говорят, что у меня уже даже морда немецкая стала. Может и так... Сколько лет прошло...
Черт, каждый раз приезжаю и думаю, а не вернуться ли. Особенно когда к родителям в Волгоград мотаюсь. Меня друганы встречают, все такое. Девочки там, выпивка. По делу, в общем. Они все выбились. Денег не считают. Знаешь, что самое смешное? Я раньше в России ремонтировал бытовую технику. Ну, холодильники там починял, машины стиральные. Ну и был у меня друг со школы. Сидел, лапу сосал. Я его и затащил к себе работать. Научил кой-чему. А теперь он свою ремонтную контору открыл, бабки делает, на «бомбе» ездит. А я вот там дальнобойщиком. Два дня баранку кручу, сутки отсыпаюсь, а потом опять за руль. Собачья жизнь, да? Вот и я так считаю. На хрена вкалывать, когда ты пожить, как человек не можешь? Я жизни-то не вижу. Работа - сон - работа. Иногда выть хочется. Зарабатываю, зарабатываю, зарабатываю. А для чего?..
Мне корефан мой говорит, мол, бросай ты эту немчуру и вовзращайся. Я тебя в свое дело возьму. Вместе работать станем. Это ж как туалеты или кафе - прибыльный бизнес. Ломаться всегда будет. Пару лет назад попробовал. Все, сказал, на фиг. Не могу я больше в этой гребаной Германии. Хочу домой. Плюнул и приехал. Два месяца повертелся, пригляделся и понял, что никому я в России не нужен. Девять лет прошло. Я жизни-то вашей уже не понимаю. Все другое. Законы непонятные. Ну, друганы. Ну, выпить вместе хорошо, прошлое вспомнить. Да только у них семьи, свои заботы, свой расклад. И я никаким боком к ним не вписываюсь... Да... Вот так...
В порыве обустройства светлой сладкой жизни эмигранты забывают об одном факторе. Какое-то время у них еще остается шанс вернуться. Через несколько лет такая возможность исчезает. И по первости на этот шанс никто не обращает внимания. Идут годы восторга, годы долбления головой о каменную дверь, за которой прячутся коренные жители, годы обид и непонимания. Но Россия тоже не ждет. Момент возвращения упустить так же легко, как замерзающему в снегу человеку прозевать момент, когда еще не поздно проснуться и взять себя в руки.
Так и у эмигрантов. Когда поезд уходит, начинается обильное слюновыделение. Слезы в стакане, ностальгия, сходная с душевным анонизмом, втирание в грязь новых, еще недавно таких сладостных устоев и порядков, и восхваление прежних, нарочно позабытых российских пряников. Большинство женщин, расставшихся с мужчиной, какое-то время ждут и надеются. А спустя это какое-то время становится поздно все возвращать и склеивать. Родина уже не любит и не льет слезы по ушедшему. Она холодно мстит... Зубной протез не приживается, а родной выдранный зуб не вставить...
Из Берлина до родственников мы добираемся на скоростном местном поезде. Началось благолепие. За окном ветер, снег, а в вагоне чисто, тепло. Мягкие кресла не в пример разбитым скамейкам наших электричек. Культурные проводники улыбаются и постоянно извиняются. Наверное, только ради таких поездов стоит никогда больше не видеть выбитые стекла загаженных выстывших российских электричек.
О!!! Майн гот!!! Даже есть туалет! Но что это? Несмотря на огромную табличку с просьбой «оставить эту комнату такой же, как вы ее нашли», кто-то помочился мимо. Огромная куча навалена прямо на сидение унитаза. Вокруг валяются клочки бумаги. Нет. Наверняка в этом поезде едут русские собратья. Немецкое воспитание не позволит дойти до такого... Или...
Интересно то, что наши доходяги-электрички умудряются приползать вовремя. Немецкие поезда с их знаменитой пунктуальностью вовремя не приходят. Опоздать на полчаса - нормальное дело. Притом что вся ваша поездка связана с постоянными пересадками, на которые отпускается пять-десять минут. Не успеваем и ждем еще около часа следующий поезд.
-Когда-то все поезда ходили минута в минуту,-вспоминает немец.-Раньше железной дорогой ведало государство. А теперь ее пытаются акционировать. И оказалось, что за последние десять лет, ее тихо разворовывали. Часть денег, отпущенных на ремонт вагонов и путей, либо исчезали, либо по каким-то причинам не осваивались. В итоге новые владельцы теперь столкнулись с большими проблемами: здесь проржавело, здесь сгнило, здесь развалилось, а здесь колеса квадратные. Ездить на некоторых участках небезопасно. А пока наверстаешь то, что не делалось годами. Да и где денег сразу на все взять?..
Вот мы и на месте. Вокзал с тошнотворным, обрыдшим за эти годы запахом булочек в кофейне. Так пахнет Европа. И этот типичный для нее запах перебивает радость встречи...
Наконец, небольшая двухкомнатная квартира. Гораздо меньше той, что оставили родители жены в России. Как ни стараюсь, улучшения жилищных условий не вижу. Возможно эти «хоромы» показались бы верхом совершенства жителю какого-нибудь Гадюевска, покинувшему свою квартирку в двухэтажном покосившемся домике послевоенной постройки. Но мне, даже после обычной питерской коробки, как-то тесновато. Вряд ли ради этого стоит куда-то ехать...
Вечер. Садимся за стол. Я что-то эмоционально рассказываю. Меня просят уменьшить громкость...
Русские люди не могут понять этих жизненных вековых устоев. Приехавшие погостить не понимают их вовсе. Приехавшие жить не понимают, но вынуждены их понимать...
-В случае если вы собираетесь пригласить гостей, извольте за неделю вывесить объявление на двери подъезда: «В следующую субботу в квартире 40 с 15-00 до 21-00 будет проходить празднование дня рождения фрау Петровой. Ожидается 6 гостей. Заранее приносим извинения за возможные неудобства». Такие же предупреждения обязательны, если вам, к примеру, должны доставить мебель. И помните, что только до 21-00.
-После 21-00 вы должны уменьшить громкость своих телевизоров и приемников. После 22-00 лучше разговаривать шепотом. Стены в домах тонкие до такой степени, что отчетливо слышен шум воды в соседской ванной. А немцы очень нервные люди. Если вы будете разговаривать громко, соседи в лучшем случае вызовут полицию. В худшем, уйдут спать в отель по выбору, на утро, вручив вам для оплаты счет за номер.
-Проводить в квартире какие-либо работы, как: сверление дырок в стенах, вбивание гвоздей, вообще любые работы строительного содержания, разрешается с 12-00 до 14-00 и с 16-00 до 18-00. В остальное время соседи нарушения спокойствия не потерпят.
-На лестнице разговаривать запрещено. Можно, но только шепотом. И громко не топать. У немцев очень чувствительный слух при легкой перевозбудимости.
Это основные правила существования жильцов жилого многоквартирного дома в Германии...
На улице минус два. Но при таком климате и влажности воспринимаешь температуру на все минус десять. Дом постепенно промерзает. Батареи отопления в квартирах не предусмотрены. Умники выбивают себе газовый обогрев, который все равно не спасает. Приходится докупать электрообогреватели.
В некоторых квартирах стоит специальная отопительная система, завязанная на котельную в подвале владельца этих домов. У экономного немца все подсчитано. На месяц он выделяет на свои дома определенную порцию тепла. Как только норма подходит к концу, краник перекрывается. Дальше спасение от вымерзания в ваших руках. Можно уговорить владельца открыть краник, но за такие деньги проще купить обогреватель...
Ответственный за любой дом не ЖЭУ или РЭУ. За все отвечает нанятый для этого домовладельцем хаус-мастер. Это человек уникальный. Он выполняет любую работу: от ремонта бачка, до замены электропроводки и ремонта квартиры. Выполняет качественно. Вы всегда вправе пожаловаться на него домовладельцу. Но жалоб не бывает. После наших пьяных сантехников, безуспешно пытающихся отремонтировать вам кран, а в итоге разбивающих зеркало в ванной, отбивающих случайно молотком кафель и вырывающих унитаз, по нелепой случайности забредя в туалет, немецкий жилищно-эксплуатационный сервис смотрится на недосягаемой высоте. Готов ставить плюс.
Однако через пару дней на севере Германии вдарили невыносимые для немцев двадцати-двадцати пяти градусные морозы. В квартирах полопались все трубы. Фекалии вперемешку с водой хлынули на вылизанный пол, замерзая в некоторых местах из-за того, что отопительные системы не справились. Хаус-мастера исчезли. Их просто не оказалось. Владельцы ссылаются на форс-мажор. Жителей призывают звонить в службу спасения, или как там она еще называется. Но не дозвониться. В дело вступает МЧС. Газеты пестрят заголовками с места боевых действий. Что-то это напоминает. Только то, что для нас обычно, для немцев стресс и шок.
Хваленое немецкое качество сантехнического оборудования не выдержало испытаний. В оправдание опять ссылаются на форс-мажор. Минус ставить не буду, чтобы не обвинили в предвзятости и глумлением над несчастьем. Но и с плюсиком жилищному хозяйству погорячился...
Пожалуй, я вывел одно из главных отличий русского, уехавшего жить и работать за границу, от эмигранта. Первые не ищут себе никаких оправданий. Они просто живут там и работают. Сравнивают все с Россией, находя положительное и отрицательное в обеих странах. И продолжают, упоминая свою бывшую страну, говорить «у нас». Некоторые вообще считают, что хорошо иметь домик и дело за бугром, а жить оставаться в России. Эмигрант же взахлеб воспевает свое новое пристанище. И всегда говорит «у вас»...
Что особенно раздражает в Германии - это дети. Те цветы жизни, должные доставлять радость, здесь вызывают отвращение и злобу. Дети в Европе, а особенно в Германии - наше все. На них нельзя дышать. Любое замечание ребенку воспринимается, как факт невоспитанности родителя. А посторонний человек, попросивший в трамвае сопляка убрать ноги с противоположного сиденья, подвергается всеобщему осуждению и уничижающим взглядам на всю поездку.
Два типичных идиота лет двенадцати ждут трамвай. От скуки начинают со всей дури лупить досками для скейта по стеклянной крыше остановки, пытаясь сбить с нее снег. Все трещит и грохочет. Никто их не останавливает. Никто не хочет быть в глазах окружающих омерзительным человечишкой, для которого нет ничего святого. Не хочет, а скорее уже не может...
Немецкие дети живут в счастливом мире полной безнаказанности. Им можно все. Только убивать еще нельзя. За любой воспитательный подзатыльник разгоряченной мамаши оболтус-сынишка может сдать ее полиции. Повторение рукоприкладства грозит судебным разбирательством. Не сдаст сын, сдадут соседи. Презумпция невиновности всегда на стороне ребенка. Дети в Германии не могут быть виноваты.
Детство Павликов Морозовых не проходит бесследно. Уже несколько поколений не понимают, как можно не стучать на ближнего, друга, знакомого, соседа. Стучать всегда, стучать везде... За это можно получать деньги. Но стучат просто ради спортивного интереса. Что может быть приятнее, чем сделать другому гадость, прикрываясь благообразной маской радетеля за порядок? Пригласить к себе друга на машине, выпить с ним по паре-тройке кружечек пива, а потом сообщить полиции, что друг сел пьяным за руль...
Эмигранты тоже быстро приспосабливаются к этим условиям. Просто, ради мести соседу за вчерашнее или прошломесячное стукачество. Но втягиваются, хотя, в отличие от немцев, и понимают, что совершают гадость. А вскоре уже и близкие могут стать предметом интереса ока порядочности...
Эмигранты с каким-то вожделением покупают российские газеты. Они не скупятся на три евро за каждую, притом, что в других случаях удушатся даже за евро. Выбор небольшой: «Коммерсант», «Аргументы и факты» и залетная желтая пресса. Иногда попадаются «Известия».
С непонятным урчанием, словно голодные собаки, они жадно пожирают газетные строчки. Их мало интересует, что хорошего происходит в России. Их интересуют беды, проколы, катаклизмы.
-В деревне Моздуевка шесть неработающих жителей-алкоголиков убили за пенсию восьмидесятилетнюю старуху,-радостно читает эмигрант.
Нашел! На шестнадцати полосах он нашел именно эту крохотную заметку, чтобы потом воскликнуть:-Боже! Как вы живете в этой ужасной стране?!
Сам, покинув жуткую Россию, год или два назад, он старается найти оправдание своего отъезда. С непонятным никому акцентом в виде протягивания слов эмигрант живо интересуется, как там, в Питере. Верно ли, что там медведи, а днем опасно выйти на улицу? И кругом одни бандиты и убийцы?
-Господи! Как же там страшно жить!-в напускном неверии вам вздыхает в итоге эмигрант и вновь погружается в поиски очередных ужасов...
Все немцы застыли в ожидании экономического кризиса. Напыщенные самонадеянные бюргеры не понимают, откуда он грядет, надеются на запас сил великой Германии, наработанный за десятилетия, но ждут. И поносят на чем свет стоит своего канцлера и всю немецкую власть. Наши высказывания о первом Президенте - детский лепет по сравнению с их карикатурами и статьями на свое правительство.
В этой стране не может не быть кризиса. Кажется, что здесь нарушаются даже самые примитивные законы рынка и экономики. И нарушения эти называются социальной политикой, которую так приветствуют эмигранты. Все для блага человека! Лозунг, за выполнением которого бегут из России.
Я ничего не понял даже в мелочах. К примеру, на транспорте. Почему, если я покупаю билет на электричку, мне разрешается в этот день бесплатно кататься на городском транспорте с железнодорожным билетом? Притом, что обычный проездной билет в транспорте стоит около двух евро на час, независимо от того проехали вы пару остановок или пересаживаетесь с трамвая на трамвай все это время. Почему, если я покупаю два билета на поезд, то получаю сразу же скидку до пятидесяти процентов? А если мне нужно сразу пять билетов, то пятый человек поедет бесплатно, а остальные со скидкой. Причем, немцы не любят колхоза с незнакомыми людьми. Зато в такие союзы охотно вступают эмигранты, требуя у пятого счастливчика свою долю. Почему, если я покупаю билет за неделю, то получаю приличную скидку? Почему, если в кассе мой попутчик предъявляет единый месячный проездной, то мне автоматом скашивают до сорока процентов? И кто вообще оплачивает их транспорт, если халявного проездного в Германии не имеет только ленивый, а гости ездят со скидкой?
Но беда не в транспортных билетах. Настоящее бедствие в социальной помощи. Причем не только своим, но и иммигрирующим. Я ничего не могу сказать об их отношении к пенсионерам. Наши старики вряд ли о таких пенсиях и выплатах могут даже мечтать. Фантазии не хватит. Германия гордится своими пожилыми гражданами. Они заслужили. Хотя гордится государство. Типичное высказывание обычного работающего немца:-Здесь хорошо живут только кошки, собаки и пенсионеры. И дальше почти по Хармсу: вырыть бы, мол, большую яму, да...
Социал! Это слово свято для каждого эмигранта. Слово, которое каждый готов заключить в рамочку, поставить возле него лампадку и молиться. Слово, о котором говорят с елейным умиротворением, и которого боятся одновременно.
Каждый приехавший в Германию сталкивается с социалом. Но обычные русские, уверенные в своих силах и востребованные, как правило, вскоре устраиваются на работу. Эмигранты же считают работу на бензоколонке или мусорщиком ниже своего достоинства. Вспоминают о своих русских корнях: «Мой отец или дед их бил, а я за ними дерьмо теперь убирать буду?». В других же отраслях их энергия почему-то не требуется. Своей хватает. Некоторые эмигранты через какое-то время находят весьма сомнительную работенку в виде подозрительных торговых агентов-барахольщиков. Но большинство отдает себя социалу с потрохами до конца своей жизни. И социал отдает себя им. Не только материально.
Социал становится тем божественным оком, которое зорко следит за каждым шагом эмигранта, чтобы в любой момент остановить своим указующим перстом: «Сюда нельзя». Он фиксирует каждый потраченный цент «ценителя» немецкой жизни. Что не успевает, фиксируют добропорядочные соседи.
Пятьсот евро в России кажутся баснословной суммой каждому отъезжающему. Это одна из основных причин отъезда для большинства. Жить в России на пятьсот евро не так уж и плохо. При пересечении границы наступает самое большое разочарование в жизни эмигранта. Пятьсот евро в Германии - довольно копеечная сумма. По моим прикидкам она равнозначна пятидесяти - семидесяти американским долларам в России.
За согласие жить на эту сумму эмигрант имеет бесплатную квартиру. Правда, при этом оплачивает все коммунальные услуги, которые по своей стоимости равны нескольким нашим квартплатам. Не имеет эмигрант гораздо больше. Живущему на социале нельзя иметь свой автомобиль, приобретать дорогостоящие вещи стоимостью более пятисот евро без подробной отчетности, возвращаться в Россию, совершать турпоездки по путевкам, вообще покидать свой город более, чем на несколько дней без ведома социала, иметь какие-либо другие источники дохода, высказывать свое несогласие с чем-либо...
Явно неравноценные плюсы и минусы. «Фауст» чистой воды. Это та лучшая жизнь, те пять сребреников, за которые многие продают Россию.
Но социал прав. С его позиций неизвестно кто играет роль Фауста. Социал постоянно платит. Неважно сколько. И на том спасибо. Эмигрант же ничего не дает взамен. Только требует. Он паразитирует в полном смысле этого слова, поскольку ни один эмигрант работать не желает. А раз его это устраивает, то какие тогда разговоры.
Тем не менее, эмигрант не останавливается на достигнутом. Прилипнув к шее немцев, он старается высосать как можно больше. Начинаются жалобы на здоровье, поскольку заботливый социал выделяет деньги на лекарства, лечение зубов, остро необходимые операции. Урон кошельку за платную медицину у нас, с нашими ценами и зарплатами, и у них примерно одинаков. Немецкие учреждения здравоохранения не в пример нашим. Хотя некоторые российские коммерческие лечебницы вполне конкурентоспособны. Тем не менее, эмигрант старается найти клинику подешевле и поплоше, обойтись без части лекарств, а сэкономленные средства использовать в своем скудном бюджете.
Зарабатывают даже на собаках. На больших собаках. К примеру, на овчарках. За нее следует платить немалый налог, но многие эмигранты заводят собак, как источник дополнительного заработка. Прошение о дотации на содержание животного всегда принимается. В итоге разница между налогом и дотацией составляет до четырехсот евро. Экономика, которой ничто не чуждо. Все, откуда можно вытянуть деньги, идет в дело.
Чем обязана этим паразитам Германия, не знают и сами эмигранты. Не воевали, не пострадали, даже не евреи. Но обязана. Облапошенных наивных немцев жалко.
-Мне, например, стыдно брать эти деньги,-с улыбкой говорит один из эмигрантов.-Я ничего для них не сделал, и они мне ничего не должны.
Но берет. Гордый лишь тем, что он, в отличие от других, стыдится таким поступком. Мало того, по достижении определенного возраста он будет требовать от Германии достойной пенсии. Пенсии за роль очередного клеща. При этом эмигрант еще наберется наглости оформить пенсию в России и получать ее до первого прокола. Пусть плохая и бывшая, но мамаша, а потому обязана кормить.
Естественно, что при таких выплатах ни одна, даже самая развитая, страна не способна свести концы с концами. Только немцы этого до сих пор не понимают. Или стараются не понимать из чувства цивилизованного приличия и долбаного гуманизма...
Эмигранты стараются не утруждать себя в изучении иностранных языков. Они ссылаются на плохую память. Попугая можно за небольшой срок выучить нескольким фразам. Некоторых эмигрантов никогда. Порой, эти люди набираются наглости возмущаться, что немецкие тупицы не понимают русского...
Южные немцы оказались на удивление доброжелательными и отзывчивыми людьми. Нет, ради другого они не полезут в огонь, но проявить максимум терпеливого участия в затруднительной для вас житейской ситуации – всегда пожалуйте. Оказалось, что Берлин - сам по себе город, а юг Германии - сам по себе. Южане не выносят жителей столицы, считая их высокомерными, злыми свиньями. По своей доброжелательности немцы заняли у меня один из верхних рядов в списке всех виденных наций.
Приятны даже мелочи. Любой русский, конечно, тоже не оставит без помощи бедствующего в России немца, заблудившегося к примеру. В меру своего знания иностранного языка мы выпытаем у иностранного гостя причину расстройства и поможем, как сможем. Но, вряд ли нам придет в голову поздравить немца с каким-нибудь его национальным праздником. Честно, чертовски приятно, когда на вопрос, как пройти, по-английски дают полный правильный расклад, стараясь еще и показать знание всех когда-либо слышанных русских слов, а в заключение поздравляют с православным Рождеством...
В электричке рядом со мной садится немец. Минут десять едем молча. Сосед явно заскучал. Легкий удар по моему плечу, и вот он уже рассказывает мне какой-то местный анекдот. Из чувства приличия я дослушиваю, а затем со скорбной миной отвечаю на аглицком, дескать, не шпрехаю. Господи, зачем я это сказал?! Нет, чтобы просто сделать вид, что очень смешно. Сосед расстроился настолько, что произвинялся непонятно за какую провинность, пока не вышел на своей остановке...
В другом поезде разговариваю с женой по трубе. Один немец с интересом прислушивается и по окончании разговора удивленно спрашивает на ломаном русском:-О! Ви эсть так карашо каварит па руски?
Отвечаю:-Просто я русский.
На немца обрушивается непонятный поток счастья. Он сияет, как новенький евро, и каждому сидящему рядом немцу тычет в меня пальцем, рассказывая, что я настоящий русский. А заодно повествует, как когда-то он жил в России, и откуда пошло название «Бистро». Мне приятно.
Правда, когда он начинает двум парням рассказывать анекдот, явно из серии встретились француз, русский и немец, то возникает неуемное желание дать ему в глаз. Естественно, что в данной байке русский выглядит не в самом приличном свете. Впервые чувствую себя чукчей...
Улыбки персонала в магазинах, ресторанах и прочих заведениях - обычный блеф. Натуральности в ней не больше, чем в улыбках участниц конкурса красоты. Маска с привязанными к ушам кончиками губ существует лишь, пока есть надежда облегчить ваш кошелек.
Провел эксперимент. Зашел в ресторанчик с милейшим хозяином, которому для полного счастья, казалось, было нужно только увидеть меня. Увидеть и умереть. Жизнь не прошла даром. Тем более что с таким счастьем не живут. Разорвет. Я не стал приземляться. На выходе резко обернулся. Хозяин не успел нацепить улыбку. Кривой рот. Во взгляде прочитал о себе такое, о чем раньше и не догадывался.
Лучше уж без улыбок. Зато правдиво. Вознестись не получится, зато и падать не больно...
Многие немцы, побывавшие в России, страстно желают вновь вернуться в эту страну. Некоторые не прочь и переехать. Их привлекает русская душа, свобода, магазины, работающие сутками, царящее веселье, полная страстей жизнь. Любимые слова: «Карашо», «На здаровие» и «Давай, давай». Ради нашей страны они готовы плюнуть на свое благополучие и нести все тяготы российского существования, которые довольно хорошо осознают. Мы к ним, они к нам... Парадокс...
Эмигрант требует к себе заботы и участия со стороны любого немца. Очень возмущается, когда ему не рады и ставят какие-то препоны. Немцы к тому же еще любят поиздеваться на уровне закона, чтобы путь к выбранной райской жизни не казался устланным розовыми лепестками. И никогда они не приблизят к себе эмигранта, как бы тот не старался, даже при получении гражданства.
По этой причине каждый эмигрант поливает нелестными словами всех этих «долбаных фашистов». Для утешения требует к себе сострадания со стороны бывших сограждан. Эмигрант постоянно выставляет себя в образе распятого Христа, принявшего мучения за русских, оставшихся на Родине. Порой, в разговорах по несколько раз делает упор на то, что был вынужден покинуть Россию вопреки своему желанию. Достали тяготы жизни. И тут же с трагическим видом рассказывает о тяготах своей жизни в Германии. Сильно обижается, если кто-то усомнится в его словах.
Эмигранты пишут книги, снимают фильмы, пытаясь выбить слезу жалости из русского потребителя, поскольку остальным странам это чуждо. Всюду, где уместно и излишне, пытаются вставить, что они с Россией, и глубоко несчастны за пределами Родины. Однако воспринимается это смешно. А по прошествии нескольких лет, когда эмигрант уже теряет всякую связь с Родиной и перестает ориентироваться, все эти опусы начинают выглядеть нелепо, наивно, а потом и раздражающе.
Для того чтобы знать Россию, нужно в ней жить. Длительное отсутствие убивает в душе русское, а нового не дает. Для любой творческой личности эмиграция губительна. Эмигрант не может впитать новую страну, как бы не старался. Он не понимает ее, не чувствует каждой клеточкой. Это чужеродный орган до последних дней существования. Вследствие этого местные ему не верят. А пуповина с той страной, где родился и впитывал все с молоком матери, перерезана. Подпитка иссякла. Ему перестают верить и в России. Источников для творчества больше нет. Личность художника растоптана и вряд ли когда-нибудь возродится. Даже, если он вернется...
Экономия немцев поражает своей жадностью во всем. Страна, где практически отсутствует уличное освещение. Ночью в редких фонарях светят настолько слабые лампочки, что мой темный российский двор кажется ослепляющим. Германии просто необходимо обучение в других странах подсветке памятников архитектуры. Хотя бы в Питере. Основной источник уличного света - окна домов, пока жители не уснули. На автобанах освещение отсутствует вообще...
Главная отговорка каждого эмигранта:-»Я приехал сюда, чтобы быть спокойным за свое будущее, за будущее своих детей». Но в Германии, на мой взгляд, нет будущего, за которое можно быть спокойным. Ежедневно каждый работающий член семьи боится возможного завтрашнего увольнения и вытекающей из этого безработицы. Каждый эмигрант дрожит оттого, что завтра его могут лишить социала. Такой мандраж продолжается до пенсии. Где здесь кроется уверенность в завтрашнем дне - мне непонятно. Очередной миф?
Будущее детей... На поверхности да. Тревога за чадо у родителей действительно почти отсутствует. Пока что-то не изменится в их, родительской, жизни. То же увольнение, и будущее сына или дочери резко меняется. К тому же благополучие ребенка по выходу во взрослую самостоятельную жизнь у многих тоже под большим вопросом.
Единственно, в чем каждый может видеть свое будущее - в магазинах. Сколько не искал, не встретил прилавков, ломящихся от многосортицы продуктов. Немцы очень консервативны и поддерживают своего потребителя в полном смысле этого слова. В Германии невозможно найти импортные продукты, за исключением тех, что невозможно произвести в стране. Например, не растут у них ананасы и манго. Все, что худо-бедно могут произвести, делают сами. Неважно лучше это или хуже иностранных аналогов. На то, что все-таки вынуждены ввозить, лепят бирки «Произведено или выращено для немецкой фирмы». Исключение составляет лишь алкоголь. Крепкие напитки со всего мира, причем по таким низким ценам, что любой российский «Дьюти фри» давно бы закрылся, не выдержав конкуренции.
Нынче немецкое разнообразие продуктовых магазинов может удивить разве что покупателя из захудалого российского сельпо. Ассортимент более чем скромен. Самое страшное: житель Германии знает, что станет есть завтра, через неделю, месяц, год. Торговая марка в магазинах меняется раз в три года. Поэтому хотите или нет, но все это время вы будете питаться одними и теми же продуктами. Внести какое-то разнообразие можно, но только поменяв магазин, которых не так уж и много. Да и товары в них на семьдесят процентов одинаковы. Причем по большей части - полная химия. Натуральное есть, но в специальных магазинах, которые не по карману даже среднему классу. Немцы привыкли. Русские страдают. Уже через несколько месяцев они начинают закупать сырое мясо или фарш, чтобы как-то порадовать свой желудок, и умоляют русских родственников при первой возможности переслать им колбасу, шоколад и икру...
Пиво в Германии неплохое. Есть даже очень хорошее. Такое впечатление, что его варят почти в каждой деревне. Я долго пытался прикинуть, сколько мне нужно прожить в этой стране, что испробовать все увиденные сорта пива. Безуспешно. Сбился. Нашим пивоварам есть чему поучиться. Однако многие европейцы не считают немцев пивными королями. Лидером оказалась Бельгия.
К позору Германии и моему расстройству я не смог найти пивную, где подают знаменитые немецкие колбаски и свиные рульки. В любом ресторанчике или баре владельцы теряются при таком заказе, покрываются краской и сбивчиво начинают предлагать свиную отбивную на гриле. Лишь за два часа до моего отъезда небо сжалилось надо мной. Один из родственников жены, встречающий нас в Берлине, выполнил мою просьбу и привез нас в настоящую немецкую пивную, которая оказалась, чуть ли не последним оплотом Германии, выполняя исключительно туристическую функцию...
Цель жизни эмигранта, прожившего хотя бы год в Германии ужасна и одновременно крайне убога. Главная радость в жизни - урвать что-нибудь на распродаже, а затем похвастаться перед остальными. Больше жить им не для чего. Основной литературой для эмигранта становятся рекламные газеты и листки о готовящихся распродажах. Ежедневно «охотники» спускаются к почтовому ящику с надеждой на что-нибудь новенькое. Но их не разочаровывают. Подобных листков приносят с избытком. Особая радость для эмигранта - пробники, прилагаемые к рекламе. Получить на халяву маленькую порцию духов - вершина блаженства и гордости.
Механизм же распродаж я увидел следующим образом: магазин приобретает кастрюлю за пять евро и желает продать ее за десять. Но при этом выставляет ценник на двадцать. Кастрюля стоит «на дурачка» три месяца и продается со скрипом особо нуждающимся. На четвертый объявляется распродажа. Кастрюли по десять евро исчезают за считанные часы. В слово «распродажа» в России сейчас мало кто верит. В Германии же оно одно из самых приятных для слуха. И немцы, и эмигранты, месяцами ходят вокруг понравившегося товара и ждут. Облизываются и ждут. Главное не пропустить назначенного дня.
Хорошие качественные вещи признанных фирм на распродажи выставляются крайне редко. Уценяются таким образом лишь вещи второго сорта. Но эмигранты в этом особо не разбираются. Телевизор, он и в Африке телевизор. Производитель не важен. Не брезгуют эмигранты и секонд-хендом. Купить на толкучке дешевую поношенную вещицу или одежду задаром - милое дело для многих. Некоторым улыбается удача со скидкой приобрести добротную новую вещь с витрины или заведомо бракованную. Это особый писк. Здесь чуть порвано, там слегка откололось, а там немного заляпано. Зато, какая экономия.
Со временем такой охоты зрачки в глазах каждого эмигранта превращаются в евро. От них уже больше не услышишь «Я плачу» или «Брось мелочиться, оставь эти копейки себе. Мы в расчете». Некоторые, правда, еще предлагают. Но при несильной вашей настойчивости сразу отказываются от своих слов. На счету каждый цент. Даже при расчетах между близкими родственниками учитывается самый выгодный для эмигранта обменный курс. Жить для евро, чтобы их было больше, и они были завтра. Это основной смысл жизни. Лучшей жизни. Смысл выживания...
Кельн. Площадь перед Домским соборам. Куча отожравшихся крыс вальяжно разгуливает, не страшась прохожих. Одна подходит ко мне и обнюхивает. Шикаю на нее. Видимо, крыса не понимает русского, а потому лишь обходит меня сзади и тычется носом в ботинок. Только пинок, на горе всем любителям природы, заставляет ее вразвалочку отправиться от меня подальше.
-Это последствия наводнения на Рейне,-оправдываются немцы.
Возможно. Но уж как-то нагло эти крысы ведут себя. За несколько дней наводнения они вряд ли привыкли к людям настолько, что поплевывают на них. Или немецкие крысы особенные...
Культурная жизнь эмигранта весьма скудна. Если она вообще существует. Жизнь в любых, за исключением крупных, немецких городах замирает к восьми вечера. Улицы пустынны. Немцы сидят по своим квартирам, готовясь ко сну под бубниловку телевизора. Лишь самые отвязные еще торчат возле дома в закрывающемся к 23-00 баре.
Эмигранты не привыкли к такому распорядку. Податься же им некуда. Немцы стараются не вступать в дружеский контакт с русскими. Их интерес можно привлечь лишь на время, взяв на себя роль клоуна. Допустим, на их глазах выпить два стакана водки и не упасть под стол.
Выбор развлечений ограничен. Можно в гордом одиночестве сесть в углу бара и тихо надраться. Есть вариант отправиться в русский бар, принадлежащий не то туркам, не то грекам, на вечер «Для тех, кому за сорок» и послушать русскую попсу, исполняемую эмигрантом с жутким акцентом. Заодно пустить слезу. Можно дома посмотреть телевизор. Но по причине плохого знания языка или полного его незнания данное занятие быстро приедается. Спасти может видеопрокат с фильмами на русском. Но их немного, а уровень оставляет желать лучшего. Что нашли, то и предлагают.
Последний вариант - пойти в гости к таким же эмигрантам, живущим неподалеку, если таковые имеются. Зачастую их нет, или они стараются не вступать в контакт. Русские вообще в любой стране держатся обособленно друг от друга. Потому и не существует русских общин.
Некоторые эмигранты, правда, стараются ходить в театры или музеи. Но удовольствие довольно дорогое и часто туда не разбегаешься. Опять же знание языка. С музеями попроще. Но они рано закрываются. Да и сходил раз, ну два... А вот с кино и спектаклями совсем беда. Остается надежда на заезжих гастролеров из России...
Замечены немецкие «шесть соток». Маленькие участки, на окраине города с грядками и халупками, похожими на туалет. Эмигранты ходят и ностальгически облизываются, следя за немцами, взращивающими помидоры и капусту. Это единичные случаи, но откуда? Неужели после войны что-то в крови осталось?..
На первый взгляд каждый немецкий водитель соблюдает правила движения и любит пешеходов. Сев за руль сам, мгновенно разубедился. В движении видно, что нарушают практически все. Не один нормальный водитель не выдерживает скоростного городского режима в тридцать километров в час. Допуска на десяток километров свыше, как в России, не дается.
Немцы не паркуются, где не положено, не ездят на красный свет, не наезжают на пешеходов, не выскакивают на встречную, поскольку дорого. Какие-то моральные нормы здесь ни при чем. Штрафы делают приличную дыру в семейном бюджете. Проще соблюдать.
Полицейские устраивают засады. Частенько останавливаются в неприметном месте или делают вид, что едут по делам, а сами ищут жертву. В кустах, правда, не прячутся. Договориться с ними нельзя. Да и не стоит, поскольку под статью подвести могут.
Вообще полиция несколько настораживает, когда в патрульной машине сидят два офицера, улыбающиеся друг другу и всем окружающим. Особенно пугает, если машина останавливается рядом с вами, и полицейский без задней мысли интересуется вашими делами и настроением. Нельзя сказать, что офицеры получают безумные деньги. Но ни у кого нет землистых лиц, на которых написаны муки и страдания всего человечества.
Там, где точно проверено, что полиции нет и быть не может, немецкие водители отрываются. Иногда они вытворяют такое, что не придет в голову даже самому отпетому придурку в России. Культура поведения на дорогах легко может перейти в хамство и наплевательство на окружающих. Никаких правил, любовь к пешеходам позабыта.
Хваленые немецкие дороги и автобаны расстроили. На дорогах зачастую можно встретить ямы и колдобины. Конечно, не в таком огромном количестве, как в России, но хотя бы одна яма для немецкого города по моим понятиям уже нонсенс. А тут. Только в Баден Бадене за одну минуту я влетел в три здоровущие ямы. Эйфория прошла, и остальные я заблаговременно объезжал. Заплаты, трещины и бугры на автобане - вообще нормальное дело. В некоторых местах колбасит, как в поезде.
Зимой вся Европа щедро посыпает дороги и тротуары солью. Причем вперемешку с камнями. Машины и сапоги бывают белее, чем в России. Германия единственная страна, которая еще старается поддержать миф о том, что соль используется только в стране медведей и водки. Здесь спасаются от гололеда молотым кирпичом. Часто он напоминает порошок. Но нередки случаи, когда приличный кусочек попадает вам в лобовое стекло. Молотый кирпич довольно дорогое удовольствие, поэтому на многих участках уже тоже переходят на соль.
Особое веселье доставляет информативность немецких трасс. Куча табличек. Но бесполезных. Пока найдешь нужную, пока прочитаешь, требуемый поворот скрылся за спиной. А развернуться проблематично. Заранее же указательные знаки почему-то не вешаются.
Особый риск - выезд на автобан. Видимо, в целях экономии асфальта здесь не стали делать разгонные полосы нормальной длительности. Чтобы успеть разогнаться по этому крохотному отрезку и беспрепятственно выскочить на трассу нужен, по крайней мере, мощный «Мерс» или «БМВ». Не дотягивающим до них машинам подобный разгон не под силу. Правила движения гласят, что на немецком автобане водитель, завидев такие въезды, обязан тут же уходить с крайней правой полосы. Некоторые правил не читали. Особенно водители фур и иностранцы...
Все! Уезжаю. Домой, в родные Пенаты! Совпало с тем днем, когда заграница начинает выплескиваться рвотным рефлексом и грубыми словами наружу.
Еще немного и я сел в родной вагон, пропахший туалетом. За окнами еще какое-то время маршируют одинаковые сосны, вершины которых, как по приказу, наклонены в одном и том же направлении. Рядом в тамбуре честит промерзший вагон, «совок» и МТС с его отключенной трубой опьяненная немецкой жизнью девушка.
Проходит время. И вот за окнами уже побежали деревья - растрепы. Хаос из сугробов. Белые безлюдные пустоши. Я радуюсь. Даже девушка уже протрезвела и в состоянии похмелья строит российские планы на неделю.
Немецкая жизнь изнутри не впечатлила. Скорее отпугнула еще больше. Говорят, от сумы, да тюрьмы не зарекайся. Но, подпрыгивая на квадратных колесах частички своей страны, делаю пафосное умозаключение: стать эмигрантом в обозримом будущем мне точно не светит. Я не утверждаю, что немцы - ущербные люди с извращенной жизнью. Она у них такая. И они к ней привыкли. Эта жизнь кажется ужасной мне, как постороннему человеку на их празднике. Как русскому человеку...
январь 2003
Спёрто с проза.ру
Последние файлы
